Культура Японии

На протяжении многих веков основным занятием населения Японии было полив­ное рисосеяние. Этот хозяйственно-куль­турный тип сложился в Японии еще до нашей эры в рамках культуры яёи.

Японское земледелие издревле было пашенным. Примитивное легкое рало (суки), запряженное лошадью, а еще чаще волом, являлось основным орудием обра­ботки земли.

В позднем средневековье возрастающее обнищание крестьянства и все большая раздробленность земельных участков привели к вторичному распространению мотыжного земледелия. Основными ору­диями стали заступ и мотыга (кува), име­ющая много разновидностей — широкая, узкая, заостренная, трехзубая, пятизубая и т. д. Жатва риса производилась сер­пом (кана). Мачетевидный нож-топорик (ната) служил универсальным орудием и в саду, и в поле, и в лесу для обрезки сучьев, расчистки кустарника, рубки ту­товых ветвей для шелководства. В насто­ящее время в ряде хозяйств применяется малая механизация — моторные фрезы и культиваторы (коунки).

Очень много операций в японском традиционном сельском хозяйстве делает­ся голыми руками. Сюда относится про­полка грядок от сорняков (в Японии не только овощные, но и злаковые куль­туры — грядковые) и наиболее трудоем­кая операция в рисоводстве — высадка рисовой рассады, которая производится в мае — июне, когда еще довольно про­хладно. Стоя по колено в вязком жидком иле затопленных рисовых полей, кре­стьяне вдоль натянутой бечевки на строго одинаковом расстоянии друг от друга высаживают отдельные ростки зеленой рисовой рассады. А на узких террасо­вых полях, следующих каждому изгибу склона холма, ряды рассады уже не пря­мые, а строго повторяющие каждый криволинейный изгиб валика, окаймляющего поле.

Древнейший хозяйственно-культурный тип, бытовавший еще до земледелия, — тип прибрежных рыболовов и собирателей пережиточно сохраняется в окраинных районах страны. Рыбацкие деревни издавна были беднейшими в Японии. Особенно это проявляется сейчас, когда основную роль в добыче рыбы играет флот открытого моря, а рыбаки-крестьяне могут вести лишь прибрежный лов в оскудевших водоемах. Орудия лова японского рыбака весьма разнообразны – это сети, кошельковые невода, переметы, удочки.

Помимо рыбной ловли большую роль играют сбор и добыча всевозможных продуктов моря – водорослей, морских ежей, всяческих ракушек, кальмаров, осьминогов. Всё  это  идет в пищу и высоко ценится. Водоросли собирают баграми, крючьями. Для ловли осьминогов используют банкообразные горшки. Их спускают на дно, прикрепляют к ним веревки с поплавками, а на следующий день вытаскивают горшки, облюбованные незадачливыми осьминогами под жильё.

На ловле относительно глубоководных моллюсков специализируется небольшая этнографическая группа берегового населения Южной Японии – ама. Профессия ныряльщика в этой группе преимущественно женская. Там, где был распространен промысел раковин-жемчужниц, сейчас возникли крупные, современно оснащенные предприятия по искусственному выращиванию жемчуга.

Промысел пресноводной рыбы имеет очень небольшое значение по сравнению с морским. Из пресноводных рыб особенно ценятся небольшая рыбка похожая на форель «аю». На реке Нагара в префектуре Гифу, сохранился старинный способ промысла рыбы с помощью дрессированных бакланов, удерживаемых ловцом за веревочку с кольцом, надетым на шею птицы. Сейчас этот способ является в основном туристическим аттракционом.

Промысел рыбы и морских продуктов ведется с плоскодонных лодок – шаланд. Эти же небольшие суденышки выполняют немаловажную роль и в прибрежном транспорте.

В сухопутном транспорте традиционные средства во второй половине 20 века уступили свое место автомобилям, мотоциклам, скутерам, мопедам, мотороллерам, велосипедам с прицепными колясками и т.д. Но еще в середине 20 века не редкостью были одно- и двухколесные тачки для перевозки грузов и лямки с деревянной рамой – подставкой для переноски соломы и хвороста на спине. Колесные экипажи с конной или воловьей упряжкой всегда были в Японии распространены меньше, чем ручные тележки. Однако способ перевозки человека человеком – рикша (от японского слова «дзин-рики-ся», т.е. повозки с человеческой тягой) не является традиционным японским: он был изобретен европейцами в Японии и широко распространился во всей Восточной и Юго-Восточной Азии, особенно в колониальных странах. В самой же Японии сейчас он практически исчез.

Несмотря на разнообразие климатических условий, основной тип традиционного жилища японцев практически одинаков во всех районах страны. Лишь некоторые небольшие горные и островные этнографические группы выделяются своеобразными локальными типами жилища, которые в наши дни повсюду вытесняются общеяпонскими (кроме острова Хоккайдо) и сохраняются разве что в виде местных достопримечатель­ностей. Более того, не только традицион­ные городское и сельское жилища почти не различаются между собой, но даже в интерьере домов современной много­этажной индустриальной застройки со­храняются традиционные черты.

В этих традиционных чертах японского жилища нашли отражение сложные ком­поненты этногенеза японцев, генезиса всей их культуры. Тяжелая соломенная крыша с четырьмя скатами и характер­ным гребнем, типичная для старинных сельских жилищ, восходит к перекрытиям полуземлянок «татэана», не имевших стен и служивших убежищем неолитическим жителям Японии. Такие постройки, углу­бленные в землю на метр-полтора, под названием «этамуро», сохранились кое-где как подсобные помещения и до нашего времени. Конструкция стен япон­ского жилища генетически восходит к традициям малайско-австронезийских на­родов, выходцев из Юго-Восточной Азии. Эти народы принесли в Японию каркасно-столбовое жилище на сваях. Перво­начально (и это можно видеть по сей день в архитектуре некоторых наиболее древних синтоистских храмов) сваи были высокими, 1—2 м. Сейчас они заменяют­ся низкими, не более полуметра, бетон­ными столбиками, выступающими из фундамента, и с внешней стороны обби­ваются досками, так что снаружи свайная конструкция не видна, но принцип ее со­храняется. Вся тяжесть крыши падает на центральный и угловые столбы каркаса; стены не выполняют несущей функции и поэтому делаются тонкими, из не очень прочных материалов — обмазанной гли­ной и побеленной дранки, тонких досок, фанеры.

Обычно в японском доме сплошными бывают только торцовые стены, боковые же стены на большой части фасада дома, особенно с южной стороны, отсутствуют; мало и внутренних постоянных перегоро­док, нет и постоянно настланного пола: все это заменено подвижными щитами разных конструкций— «татами», «сё-дзи», «фусума», «амадо». Эти щиты — нечто среднее между архитектурной дета­лью и мебелью. В старину дом даже сда­вался в наем без них— съемщик при­возил их с собой вместе с прочей немного­численной обстановкой.

Почти вся жилая площадь традицион­ного японского дома, кроме дощатого пола веранды, кухни и прихожей, по­крыта соломенными матами — «тата­ми», которые сделаны из прессованной рисовой соломы и обшиты с обеих сторон циновкой из особой травы «игуса», а по краям плотной тканью. Обычно татами в русской литературе называют циновками, но это не совсем точно: они лишь обшиты циновкой, имеют несколько сантиметров в толщину, не гнутся и слегка пружинят под нажимом. Сверху татами содержатся в идеальной чистоте, потому что при минимуме мебели на них сидят, а на ночь стелят постель. Ходят в комнате по тата­ми без обуви, даже домашней, только в носках.

В больших балках, окаймляющих пери­метр дома и разделяющих пол на застлан­ные татами квадраты, проделаны пазы. Им точно соответствуют такие же пазы в балках потолка. Между потолком и полом в пазах скользят, свободно сдвигаются и раздвигаются многочисленные верти­кальные щиты. Прежде всего это «ама­до»— щиты, сколоченные из толстых массивных досок. Они находятся в пазах наружных, самых крайних балок дома, стыкаются впритык и могут быть жестко закреплены засовами. В наши дни в сере­дине некоторых амадо делается неболь­шой застекленный прорез— окошечко. Амадо задвигаются на ночь или в нена­стную погоду, играя роль наружных ставен, а днем, в хорошую погоду, их все можно одну за другой убрать в специаль­ный ящик около торцовой стены. За линией амадо обычно тянется «энгава»— неширокая галерея с дощатым полом. В пазах балок, отделяющих энгаву от собственно жилой внутренней части дома, находятся «сёдзи» — рамы из срав­нительно тонких реек, оклеенных полу­прозрачной промасленной бумагой, вроде кальки. Они служат, подобно занавескам, главным образом для зрительной изоля­ции и в современных домах иногда встра­иваются в оконные проемы параллельно остекленным рамам, заменяя занавески. Вообще следует отметить, что и в совре­менном строительстве в Японии нередко предпочитают скользящие окна и двери навесным на петлях. Но в конце 1960-х — начале 1970-х годов все в большем числе домов, как городских, так и сельских, наметилась тенденция к переходу от сё­дзи, обтянутых бумагой, к сёдзи, остек­ленным матовым полупрозрачным сте­клом.

Каждая сёдзи в отличие от амадо скользит в своем особом пазу, так что стыкуются они внахлест. В жаркую по­году можно сдвинуть не только все амадо, но и все сёдзи, и с боков дом превратится в открытую беседку, насквозь продуваемую ветром. В жару и духоту японского влажного лета возможность так насквозь проветривать дом является очень ценной. Балки, расчленяющие плоскость пола и потолка внутри дома, также снабжены пазами, в которых скользят «фусума» — реечные щиты, сплошь обшитые светлым картоном и только по краям окантован­ные черной деревянной рамой. Там, где у европейской двери была бы ручка, в фусума врезается металлическое круглое углубление — «хикитэ». Скользя в пазах, фусума выполняет функции межкомнат­ных перегородок и дверей. Благодаря им интерьер японского дома может быть из одной большой залы трансформирован в помещение, разделенное на ряд малень­ких комнаток, когда жители укладыва­ются спать.

Вдоль торцовых стен изнутри устраива­ются полки, прикрывающиеся фусума и превращающиеся в большие закрытые стенные шкафы. Туда на день убираются постельные принадлежности, там хранит­ся и домашняя утварь.

В одной из торцовых стен, в углу, обычно имеется ниша — «токонома». На­значение токонома чисто эстетическое. В ней вешается картина или свиток с кал­лиграфическим изречением, под карти­ной ставится ваза с цветами или какое- либо другое украшение. Это своего рода «красный угол» японского дома.

Токонома, татами, сёдзи первоначаль­но появились в жилищах знати, но к началу XIX в. стали непременной принадлежностью жилища всех слоев общества, кроме самых бедных, как в городе, так и в Деревне. В зависимости от состоятельно­сти владельца менялись размер дома, высота потолков, качество отдельных де­талей, но общая схема оставалась одна и та же, даже дворцы высшей японской знати, построенные с XVIII в. до сере­дины XIX в., полностью в нее укладыва­лись.

В расположении жилища относительно улицы существует большое разнообразие подтипов. В Токио, например, дом стоит посреди дворика, отгороженного от улицы высокой стеной. В Киото, напро­тив, дома открываются прямо на улицы, плотно примыкая один к другому, нужно пройти через дом, чтобы попасть в задний дворик. Дома горожан нередко двухэтажные с очень узкими и крутыми внутренними лестницами. Иногда жилое помещение находится только на втором этаже, а в нижнем располагается лавка или мастерская; бывает и так, что мастерская и жилье расположены на одном этаже и только разделены перегородкой. Обычно при доме разбивается миниатюр­ный садик.

Крестьянская усадьба кроме дома включает и ряд хозяйственных построек. В планировке усадеб разных районов Японии наблюдается большое разнооб­разие. Помимо хлевов, сараев, амбаров характерной принадлежностью богатых крестьянских усадеб является «кура» — башнеобразная постройка с глухими кир­пичными белеными стенами, служащая кладовой для ценной утвари на случай частых в Японии пожаров.

За сто с лишним лет, прошедших после начала проникновения европейской стро­ительной техники, в Японии построено много зданий в самых разных европей­ских архитектурных стилях, так что цен­тральные части крупных городов стали выглядеть вполне по-европейски. Но это исключительно административные, слу­жебные, производственные постройки, больницы, университеты, универмаги и т.д. Жилищное строительство велось в традиционном стиле, и лишь в последние два десятилетия в нем стали происходить существенные изменения.

В настоящее время в деревне почти исчезли традиционные соломенные кры­ши. В городах старинная свинцово-серая фигурная черепица сменяется либо же­стью, либо глазурованной черепицей, окрашенной в яркие синие и красные тона. Широко развернулось пригородное строительство: склоны крутых холмов, поросших кустарником и лесом, террасируются, на них возводятся одно-двухэтаж­ные коттеджи, в которых черты-облика традиционного японского дома причудли­во сочетаются с элементами европейской архитектуры. Рядом со старыми жилыми кварталами тесно скопившихся деревян­ных домиков поднялись ряды новых мно­гоэтажных стандартных панельных жи­лых домов, так называемых «данти». Од­нако и в коттеджах, и в данти в интерьере отдельных комнат и целых квартир при наличии современных типов ванны, туа­лета, кухни все еще стойко сохраняются структурные элементы национального японского жилища — татами, фусума, токонома и т. д.

В японском традиционном жилище ме­бели очень мало. Для хранения вещей служат стенные шкафы. Постельные и носильные вещи хранят на полках.

Японцы спят на циновочном полу, постелив на него «футон»— матрацы, сидят также на полу, поджав ноги под себя и подложив плоскую стеганую ват­ную подушечку «дзабутон». Из крупной мебели в комнате обычно бывает только невысокий, около 30 см высотой, обыден­ный столик «цукуэ». Ножки цукуэ дела­ются широкими и закругленными, чтобы они не рвали циновочную обшивку та­тами.

В современных квартирах имеется и европейская мебель — кресла, тумбочки, журнальные и телевизионные столики, письменные столы. Но спальные кровати до сих пор широкого распространения не получили. В квартире городской семьи часть комнат может быть обставлена пол­ностью по-европейски, но это обычно гостиные, а не спальные комнаты.

С древнейших времен основой питания японцев был рис. Из риса готовятся раз­ные блюда, но главное— это «гохан», т.е. просто вареный в рассыпчатую без масла, соли и каких-либо приправ рис. Кроме риса всегда известны были каши из других злаков, в частности проса, но ими питалась беднота, которой риса не хватало. Очень часто рис как основное блюдо заменялся разными видами лапши из пшеничной или гречишной муки. Эти крахмалистые виды пищи образуют кате­горию «сюсёку», т. е. «главной пищи». Все прочие блюда— овощные, рыбные, мясные и другие— входят в категорию «фукусёку»— «дополнительной пищи» и рассматриваются только как вкусовое дополнение или приправа к «сюсёку». Из китайской кухни в японскую было заим­ствовано большое число соевых продук­тов: коричневый жидкий соленый соус «сёю», в который макают овощи и рыбу при еде; пресный соевый творог «тофу» — непременный компонент утрен­него завтрака; паста из перебродивших соевых бобов «мисо», которая идет бо­лее всего на приготовление супов, вхо­дящих как в обеды, так и в завтраки.

В приготовлении дополнительных блюд для японской кухни характерно стремление как можно меньше менять обработкой природные качества продук­та. Овощи — редька, капуста, огурцы подаются в зависимости от сезона либо свежими в мелко нарезанном или в натер­том и подсоленном виде, либо квашены­ми, солеными, маринованными, реже ва­реными или обжаренными. Рыбу и всевоз­можные другие продукты моря — осьми­ногов, кальмаров, раковинных моллю­сков, крупных креветок японцы охотнее всего едят в сыром, реже в вяленом виде, хотя в японской кухне есть немало спосо­бов приготовления вареных, запеченных, жаренных на сковороде или на углях блюд из этих продуктов.

Блюда из мяса и птицы, наподобие под­жарки и маленьких шашлычков, первона­чально возникли как охотничья, походная еда; на их приготовлении специализиру­ются многие маленькие харчевни и ресто­раны, но для повседневного или домаш­него питания такие блюда не характерны. В прошлом коров не только не убивали на мясо, но никогда и не доили. Японская корова давала так мало молока, что его едва хватало для выкорма теленка, поэтому считалось аморальным отнимать у теленка то, что ему предназначалось природой.

Молочные продукты в Японии еще не­давно почти не были известны. Сейчас они потребляются повсеместно, хотя и в небольших количествах. Это молоко, сливочное масло, сыр, простокваша, мо­роженое, различные напитки из подсахаренной пахты и т. д.

Лишь после второй мировой войны в Японии расширилось потребление мяс­ных продуктов и соответственно распространилось стойловое разведение поро­дистого крупного рогатого скота. Но еще в 1950-х годах среди части населения, преимущественно пожилых людей, суще­ствовало предубеждение против упо­требления говядины в пищу. Считалось, что говядина как пища не подходит для благонравного человека. Затем это пред­убеждение исчезло, и в 1960-х годах говя­дина рассматривалась просто как неко­торая роскошь, как элемент празднич­ной пищи, а сейчас, хотя и в небольших количествах, она входит в повседневный рацион питания, что, несомненно, связано и с ослаблением влияния буддийской религии, которая осуждает любое уби­ение животных, а убиение коров считает особенно греховным. Даже разделка туш павших животных, снятие и обработка шкуры, выделка кожи считались заняти­ями, достойными лишь касты отвержен­ных.

В японских национальных блюдах очень мало не только мяса, но и жиров. Поэтому в настоящее время в Японии с развитием привычки к мясной пище стали популярны некоторые блюда китайской кухни, особенно всякие виды лапши с мясом и пельмени. Из европейской кухни наиболее популярна итальянская, блюда которой, такие, как спагетти или ризотто, сравнительно близки к японским принци­пам кулинарии и сервировки.

Самым обычным напитком для японцев является некрепко заваренный зеленый чай, который пьют в любое время дня, до еды, после еды и во время еды. Специаль­ный сорт очень крепко заваренного, густого, взбитого кисточкой в пену зеле­ного чая предназначается для чайной церемонии — особой формы проведения досуга в дружеской компании. Зеленый чай пьют без сахара, но иногда заедают сладостями, вроде пастилы.

Из спиртных напитков в Японии издавна были известны два типа рисовой водки— «сакэ», сладковатая, крепостью около 16°, и вдвое более крепкая, с силь­ным сивушным привкусом «сётю», счи­тавшаяся вульгарным напитком. Рисовую водку пьют очень маленькими рюмками в подогретом виде. В современной Японии употребляется также довольно много виски, популярностью пользуются пиво и лимонад, а виноградные вина и минеральные воды, напротив, почти не получили распространения.

Прочно сохраняется приверженность японцев к традиционным формам посуды. Сервировка обычного японского стола

примерно одинаковая для завтрака, обеда ужина, состоит из котелка с горячим сом, который деревянной лопаткой вкладывается по чашкам-пиалам. Из чашек рис едят палочками, время от времени перемежая рис кусочком дополнительного блюда, который берут теми палочками с плоского блюдца. Японская посуда может быть керамической, фарфоровой, деревянной, металлической, лаковой, а в наши дни и пластмассовой, но формы ее одни и те же. Это прежде всего полушаровидные чаши — пиалы — средних размеров для супа или риса (тяван), более крупные для лапши (домбури), совсем миниатюрные для сакэ (сакадзуки). Чашки для чая помимо этого имеют цилиндрическую, стакановидную и другие формы. Крышки к пиалам делаются немного меньшего диаметра поэтому не перекрывают пиалу, а несколько утапливаются в ней. В центре крышки находится ободок-поддон, и, будучи перевернутой, крышка превращается в блюдце-тарелочку, которую можно использовать для приправы. Боковых ручек у японской столовой посуды вообще не бывает, за исключением заварных чайников. ,

Особенно разнообразны блюдца и блюда, предназначенные для разных фукусёку. Японская банкетная кулинария придает внешнему оформлению блюда едва ли не большее значение, чем его вкусу, поэтому соответственное внимание уделяется выбору формы посуды, на которой кушанье будет подано. Чаще всего встречаются блюда квадратные и удлиненно-прямоугольные, нередки ромбические или иных, еще более сложных кон­фигураций, но все они, как правило, пло­ские, без высоких закраин.

Костюм как элемент материальной культуры японцев подвергся, пожалуй, наиболее сильной европеизации. Однако национальная одежда в Японии сохранилась и продолжает развиваться по своему, отличному от европейской моды пути, только значительно сузилась сфера ее употребления. Национальные формы одежды в настоящее время носятся и мужчинами, и женщинами главным образом как домашняя одежда, отчасти также как одежда отдыха и досуга, например, при пребывании в курортном пансионате, а у женщин и как нарядная выходная одежда.

Покрой японского национального платья чрезвычайно прост. Японские традиционной выделки ткани имеют одну «сяку» (японский фут, около 30 см) |ширины. Через плечи человека перекидывается по полотнищу так, чтобы сзади

и спереди они свисали до полу, затем сши­ваются сзади и по бокам (от линии талии и ниже). На руки накидывается еще по полотнищу; в мужском костюме они сви­сают до талии, в женском — иногда ниже колен (чем длиннее, тем наряднее) — это рукава. Они пришиваются по окату вокруг плеча и прошиваются ниже ман­жет с внешней и нижней стороны, так что с внутренней стороны провисающего ру­кава и подмышкой получается довольно большая прореха,— так шьется женское платье, в мужском прорехи не бывает. Из узкой полоски ткани дошивается ворот­ник шалькой, и основной элемент япон­ского национального костюма— халат кимоно можно считать готовым. Кимоно бывают как верхние, так и исподние. Зимой надевают по нескольку кимоно. Поверх кимоно носят также кофты «хаори» такого же покроя, но короче — до середины бедра.

Кимоно не имеет пуговиц и в запахну­том состоянии удерживается поясом — «оби», который завязывается бантом на спине. Мужские оби узкие и завязыва­ются ниже талии иа бедрах, женские, напротив, очень широкие, охватывают часть грудной клетки и закрывают, таким образом, большую часть подмышечной прорехи кимоно.

Прорехи и очень широкие рукава кимоно имеют свое функциональное на­значение: в японском очень влажном климате, вызывающем сильную испа­рину, они улучшают вентиляцию одетого тела.

Старинный поясной элемент японской одежды — длинные, гофрированные ши­рокой складкой юбка-штаны «хакама» сейчас можно встретить лишь в одежде священнослужителей. Традиционные го­ловные уборы — плоскоконические соломенные или бамбуковые шляпы сохра­нились только в полевой одежде кре­стьян. Напротив, традиционная обувь— деревянные сандалии-скамеечки на двух брусочках «гэта» и мягкие сандалии «дзо­ри», те и другие без верха, на шнурках, пропускаемых между большим и указа­тельным пальцами ноги, до сих пор широко распространены, и их нередко можно видеть в сочетании не только с национальным, но и европейским пла­тьем. Под такую обувь одеваются спе­циальные японские носки «таби», связан­ные или сшитые в форме варежки, с отдельным напальчником для большего пальца.

Традиционная рабочая одежда крестьян и мастеровых-ремесленников-г- куртка «хаппи» сходна с хаори, но с узкими рука­вами. С хаппи у мастерового сочетаются широкие шаровары, а у крестьян — узкие штаны — «ноговицы».

Современные рабочие, как правило, одеваются в форменную фабричную оде­жду типа комбинезона. В городе и на улице национальное платье можно увидеть очень редко. Все служащие, мужчины и женщины, являются на работу одетыми исключительно по-европейски (только женский обслуживающий персонал го­стиниц и ресторанов японского стиля носит на работе кимоно).

Европейский костюм в Японии следует общемировым закономерностям моды. Однако следует отметить, что в цветовой гамме и в колебаниях покроя (длины, ширины) японцам свойственна опреде­ленная сдержанность, и крайности «кри­ка» европейской моды в Японии как бы несколько сглаживаются.

В общественных отношениях и семей­ном быту японцев большие перемены произошли после второй мировой войны.

До этого времени в Японии сильны были пережитки патриархальщины. Они выра­жались в бесправном положении жен­щины в семье, в непререкаемом автори­тете отца — главы семьи. Отдельные семьи, особенно в крестьянской среде, объединялись в патронимические кланы — «додзоку», где «боковые», «млад­шие» по времени возникновения семьи (бункэ) были связаны многими мораль­ными и материальными обязательствами как по отношению друг к другу, так и по отношению к «старшей» семье и ее гла­ве (хонкэ).

Эта устарелая система социальных от­ношений находила поддержку и в госу­дарственном законодательстве, признававшем и охранявшем исключительные права главы семьи, и в монархистской пропаганде, стремившейся представить весь японский народ в виде огромной патронимии, связанной сыновней почти­тельностью по отношению к главному всеяпонскому «хонкэ» — императорской фамилии.

В послевоенное время патриархальная система отношений и представлений стала быстро распадаться. Однако, несмотря на юридическое равноправие, фактически женщина в Японии все еще дальше от равноправия с мужчиной, чем в большинстве европейских стран. Конфликт поколений отцов и детей нередко принимает довольно острые формы, но в большинстве семей родители все же пользуются решающим влиянием на детей. Достаточно сказать, что больше половины браков заключается не по инициативе самих молодых людей, а по предварительному сговору между их родителями при посредстве свата.

Сдержанность, дисциплинированно и аккуратность воспитываются в каждом японце сызмальства. Воспитание детей мягкое, ребенку предоставляется довольно большая свобода. Детей редко наказы­вают. Однако Правила этикета им приви­вают чуть ли не с грудного возраста. На проступки детей реагируют не столько прямым наказанием, сколько косвенным порицанием. Систематическое примене­ние таких методов воспитывает в ребенке постоянное чувство вины и задолженно­сти перед родителями. С одной стороны, это способствует формированию сдер­жанности и дисциплинированности, но, с другой— в какой-то мере ограничивает уверенность ребенка в своих силах и инициативность. Во всяком случае, когда ре­бенок приходит в школу в шестилетнем возрасте, он уже настолько организован, что японские педагоги справляются с классами, в которых в среднем насчиты­вается по 40—50 детей.

Несмотря на сложную систему письма, Япония — страна всеобщего 9-летнего образования и сплошной грамотности. Обучение в шести классах начальной школы и в последующих трех классах средней школы в Японии бесплатное и обязательное. Но эти девять лет еще не дают законченного среднего образова­ния. Для этого надо учиться 3 года в школе высшей ступени, в которой обучение платное. Школы высшей ступени бывают государственные и частные, общеобра­зовательные и специализированные, на­подобие техникумов.

В Японии более двухсот университетов, государственных и частных (не считая нескольких сот вузов с укороченным кур­сом обучения). Обучение в университетах платное. В государственных университе­тах плата относительно умеренная, в част­ных— очень высокая. Поэтому при поступлении во многие частные универ­ситеты конкурса нет, тогда как в ведущие государственные университеты всегда большой конкурс. Но причина конкурса не только в этом. Система конкурсов вообще пронизывает все японское об­разование снизу доверху. При характер­ных для Японии очень больших классах естественно, что обучение возможно только при применении формализован­ных методов, в частности программиро­ванного обучения и широкого распро­странения системы тестов. И в сети начальных и средних школ имеются своего рода привилегированные школы, гарантирующие более высокий уровень образования, но принимающие лишь та­ких учеников, которые выдержат вступи­тельные тесты.

Научно-исследовательская работа в Японии ведется в основном при универси­тетах, отчасти в лабораториях крупных компаний, где она носит, естественно, прикладной характер. Но и исследования, ведущиеся в университетах, также сильно зависят от финансирования предпринима­телями. И здесь наблюдается определен­ная закономерность. Успехи японской промышленности во многом зависели от массовой и своевременной закупки евро­пейских и американских лицензий, кото­рые были затем «доведены» до более высокого уровня. В научных исследо­ваниях более поощряются, лучше финан­сируются работы, обещающие быструю практическую отдачу. Вообще социаль­ный престиж ученого высок. В этом от­ражается идущая еще со времен средневе­ковья конфуцианская концепция ценно­стей, в которой учености отводилось ве­дущее место.

Система здравоохранения в Японии в основном находится в руках частных предпринимателей. Им принадлежит большая часть больниц. Внебольничная помощь оказывается главным образом частнопрактикующими врачами в своих кабинетах.

Одним из завоеваний японских трудя­щихся является законодательство о меди­цинском страховании, охватывающем около половины населения страны. Ме­дицинская помощь застрахованным ока­зывается как в специальных лечебных учреждениях системы социального стра­хования, так и в частных больницах и по­ликлиниках. Но за счет страхового фонда оплачивается не более 50% расходов на лечение. В то же время фонд социального страхования формируется на 50% за счет вычета определенного процента из зар­платы рабочего. Бесплатная медицин­ская помощь оказывается лишь очень небольшой части больных, в частности лицам, подпадающим под закон о борьбе с туберкулезом. По сравнению с боль­шинством других стран Азии в Японии ниже заболеваемость инфекционными болезнями, хотя трахома, дизентерия, ту­беркулез и венерические болезни все еще распространены. Зато отмечается в по­следние годы рост заболеваемости и смертности от сердечно-сосудистых бо­лезней и рака. Довольно высока заболе­ваемость психическими болезнями. Не­обходимо отметить и одну из трудней­ших социальных проблем современной Японии — постоянный рост наркомании и всего, что с этим связано, — преступно­сти, самоубийств, контрабанды, гангсте­ризма и тому подобного.

Современная японская культура пред­ставляет собой сложный сплав тради­ционных национальных и заимствован­ных западных элементов. В японской тра­диционной культуре есть немало унаследованных от феодализма вредных пережитков, реакционных тенденций. Такова, например, та же синтоистская идеология с ее антиисторическим тезисом об исклю­чительном, неповторимом характере японского психического склада и япон­ского пути исторического развития. Таковы и многие концепции семейных отношений, как дух беспрекословного повиновения, брак по сговору и др.

Культурные и художественные тради­ции японского народа не просто богаты и разнообразны. Они в своем роде уникаль­ны, поскольку создавались в исключи­тельно своеобразных условиях. Находясь достаточно близко к культурным центрам Азиатского материка, Япония имела воз­можность беспрепятственно заимствовать все лучшее, что создавалось в этих цен­трах, и в то же время своим островным положением она была застрахована не только от прямых военных и политиче­ских вторжений, но и от слишком силь­ных культурных воздействий, которые грозили бы подавить и подменить про­цесс ее самобытного и самостоятельного развития.

Многие явления, составляющие в наши дни неотъемлемую часть японского тра­диционного культурного наследия, хотя первоначально возникали далеко от Япо­нии — в Китае, Индии или странах Юго-Восточной Азии, в дальнейшем именно в Японии получали большее, чем в месте первоначального возникновения, разви­тие и затем уже воспринимались как спе­цифические японские явления. Это отно­сится к некоторым направлениям в япон­ской живописи и поэзии, искусству чай­ных церемоний «тя-но-ю», архитектуре, декоративных садов, выращиванию кар­ликовых деревьев и оран жировке букетов (икэбана), борьбе «дзюдо», фехтованию (кендо) и многому другому.

Легко заметить, что ряд вышеперечисленных культурных достижений, таких, как икэбана, дзюдо, декоративный сад, давно уже вышли за пределы Японии, хорошо известны и популярны в других странах мира.

Многие западные историки и социологи склонны выводить специфику лучших достижений японской культуры из двух тесно связанных идеологических систем средневековья, самурайского кодекса морали «бусидо» и буддийской философии «дзэн».

«Бусидо» — это кодекс так называемой, рыцарской чести, проповедующий суровый аскетизм, презрение, к страданиям и, смерти, верность долгу вассалитета, готовность смыть бесчестие и неудачи мучительным самоубийством «харакири».

«Дзэн»— философия иррационализма, столь же аскетичная, проповедующая, что внутреннее просветление воз

можно лишь как прорыв за стены рацио­нального в результате сосредоточенного созерцания и отречения от суеты мира.

Так же как борьба дзюдо, фехтование, стрельба из лука развились в рамках рыцарских воинских упражнений, так и чайная церемония, икэбана, пейзаж­ная живопись, «коан»— поэзия парадо­ксов— развились среди дзэнских мона­хов, создававших объекты для созерца­ния и условия отрешенности от мирской суеты. Они же развили искусство сада в его разных формах: ландшафтный сад, воспроизводящий в миниатюре идеаль­ный ландшафт с определенным философ­ским смыслом, «сад камней», состоящий из волнистого белого песка и замше­лых валунов и символизирующий житей­ское море.

Но вряд ли правы те, кто утверждает, что все эти явления культуры исходили из бусидо и дзэн как из основы. Скорее всего они вместе с бусидо и дзэн возникали из условий жизни средневековой Японии, которые одного человека толкали на путь воинской карьеры, а другого, уставшего от бесконечных смут и треволнений, побуждали к бегству от беспокойной дей­ствительности в уединение, к обращению к природе, искусству, к самоуглублению и созерцанию.

В наши дни икэбана, традиционная живопись, каллиграфия и многое другое, развившиеся в духовной жизни японцев в средние века, входят составной частью в японский образ жизни. Эти виды искус­ства и умения преподаются и при храмах разных сект, стремящихся привлечь к себе молодежь, и в светских академиях, и в частных школах, и в кружках художественной самодеятельности.

В Японии при сохранении многих тех­нических и орнаментальных приемов принципиально изменились основы разработанной в Китае архитектурной пла­нировки. В Китае композиция храмового или дворцового ансамбля вписана в ква­драт, расчерчена по перпендикулярным осям на строго горизонтальной плоско­сти. В холмистом японском пейзаже исчезла эта архитектурная строгость, и строения располагаются свободно, при­меняясь к местности.

Лучшие парковые, дворцовые, храмо­вые ансамбли раннего средневековья со­хранились в Нара и Киото. XVI век оставил ряд величественных замков в городах Центральной и Южной Японии— быв­ших столицах мятежных княжеств. Не­мало прекрасных архитектурных памят­ников и в Токио, но все же наибольшей славой пользуются храмы, построенные сегунами Токугава в XVII—XVIII вв. в живописной горной местности Никко, к северу от Токио. Недаром у японцев даже есть пословица «Кто не ездил в Никко, не может говорить о прекрасном».

Современная японская архитектура развивается в основном в рамках кон­структивизма. Следует помнить, однако, что этот интернациональный стиль не­мало заимствовал из принципов по­стройки традиционного японского жило­го дома с его раздвижными прямоуголь­ными окнами-стенами— «сёдзи», строго­стью линий и стандартизованностью всех измерений и деталей. Кроме того, лучшие архитекторы современной Японии, по­добно Кэндзо Тангэ, автору мемориала в парке Мира в Хиросиме и олимпийского комплекса в Ейоги (Токио), всегда стре­мятся в своем творчестве так или иначе исходить из традиций, по-своему преобра­жая их. Небольшие ландшафтные сады с прудами и камнями и другие элементы традиционной стилизации — частая принадлежность декора построенных в со­временной манере гостиниц, офисов, учебных и других общественных зда­ний.

Скульптура в Японии никогда не при­надлежала к числу высокоразвитых ис­кусств. Вплоть до новейшего времени это была почти исключительно ритуальная скульптура. Археологическими раскопка­ми добыто много фантастических вычур­ных глиняных статуэток «догу» эпохи неолита и более реалистичных, но очень скупых и схематических глиняных же изображений людей и животных эпохи раннего железа. После введения буддиз­ма почти вся скульптура в Японии была сосредоточена в буддийских храмах. Многие статуи будд поражают своими размерами и техническим мастерством исполнения, но уже с XII—XIII вв. стро­гий канон засушил творческое начало в скульптуре, и она становится скучной и однообразной. На этом фоне в эпоху средневековья выделяется скульптурное творчество монахов-самоучек, таких, как Энку и Мокудзики, украшавших своими произведениями из дерева дере­венские храмы. Это было свободное от канона искусство, полное экспрессии и гротеска, которое удивительно современ­но смотрится и в наши дни.

Гражданская скульптура нового време­ни — это в основном стандартно-напы­щенные памятники деятелям феодальных и мэйдзийских времен либо претенциоз­ные произведения модернизма и абстрак­ционизма. Большой популярностью в Японии пользуются произведения мелкой народной пластики — фигурки людей и животных, игрушки из глины и папье-маше и огромное многообразие кукол,— деревянных чурок-матрешек «кокэси», зародившихся в Северной Японии, но ставших популярными повсюду» глиня­ных «хаката-нинге» с Кюсю, матерчатых гейш и придворных дам из района Киото и многих других.

Произведения отдельных мастеров-прикладников — разные керамические или кованные из металла изображения животных, птиц и целых жанровых сцен, продолжающие многовековые тради­ции, — стоят на уровне лучших произведений станковой скульптуры. К сожале­нию, безвозвратно кануло в прошлое искусство «нэцкэ» — брелков-застежек к поясам кимоно, бывших шедеврами ми­ниатюрной резной скульптуры.

Основным видом японского изобрази­тельного искусства всегда считалась жи­вопись. Японская живопись — эта главным образом письмо черной или цветной тушью и клеевыми (на желатине) кра­сками на бумаге и шелке. Японская живо­пись прошла многовековой путь развития от живописи VIII—.XII вв. — настенной и на свитках, преимущественно с философ­скими и религиозными сюжетами (впро­чем, всегда воплощавшимися в реалистически-жанровые формы), до школы жи­вописи и гравюры «укийоэ» (что означает «бытовые картины»), отражавшей все стороны жизни Японии конца XVIII — начала XIX в.

Укийоэ ставила своей целью наряду с многообразием природы страны показать простых людей, ранее считавшихся недостойными внимания художника, не только включив их в живописную при­родную среду, но и показав их в труде, в повседневной работе.

Школа укийоэ имела большое число представителей в различных областях изобразительного искусства. К числу особенно известных относились выдающиеся художники — Харунобу (1725—1770), Утамаро (1753—1806), Хокусай (1760—1849), Хиросигэ (1797—1858).

Посещая различные места Японии, Хо­кусай создал серию пейзажей родной стра­ны в различные времена года — живописные берега, бурно текущие реки, горы, водопады, рощи, уединенные сосны. В одних случаях Хокусай изображал поэтическое спокойствие природы, в дру­гих — грозные ее явления, особенно страшные бури и наводнения. С исключительной поэтичностью воспроизводит он разнообразные виды горы Фудзи в раз­личные времена года; особенно популярны стали серии «36 видов Фудзисан» и «100 видов Фудзисан». Большой извест­ностью пользовались и такие серии — знаменитые мосты и речные берега, цветы и животные, виды города Эдо (ста­рое название Токио), разнообразные виды моря и др. Хокусай воспроизвел различные типы и события Японии вре­мен Токугава в альбоме, называемом Мангва (что означает карикатура, а также и смешные рисунки). В нем изобража­ются простые сцены из жизни города и деревни, среди которых было много зло­бодневных, сатирических и жанровых за­рисовок. Этот огромный альбом, состояв­ший из 12 сборников, начал издаваться в 1814 г. и представляет собой нечто вро­де энциклопедии японской народной жизни.

Трудовой жизни японского народа много внимания уделял и Утамаро; осо­бенно известна его серия ремесла и заня­тия, веселые дома столичного квартала Ёсивара. Увлекаясь демократическими сюжетами, художник шел своим путем, создав своеобразную манеру живописи, что особенно сказалось в изображении женских образов. В альбомах Утамаро ярко отображен и мир животных; это рисунки обезьян и других зверей, насеко­мых и птиц.

Яркие картины природы созданы Хиросигэ. Большую славу Хиросигэ принесли его снежные и осенние ландшафты, виды оз. Бива, горы Фудзи, р. Кисои и других достопримечательных мест страны, запе­чатленных художником во время много­численных путешествий.

Для того чтобы в полной мере оценить прогрессивное значение национальной школы укийоэ, получившей особенный расцвет в эпоху сёгунов Токугава, сле­дует помнить, что государственный режим этой эпохи отличался большой реакционностью, очень строгой правитель­ственной регламентацией различных сто­рон жизни, выступал против всякого рода демократических проявлений, свободы мысли и индивидуальности мнений.

В новое время рядом с этой традицион­ной живописью появилась масляная жи­вопись европейского типа — «ёйога». Разница между ними не только в технике, но и в май ере, творческом методе, выборе сюжета. Однако оба этих стиля суще­ственно повлияли друг на друга, так что в настоящее время в Японии существует одновременно и современная, и тради­ционная синтетическая школа, представленная такими выдающимися произведениями, как пейзажи Хигасияма Кайи, серия панно «Ужасы Хиросимы» супругов Ири и Тосико Маруки, графика Уэно Макото и др.

Примерно так же обстоит дело и в музыке. Полностью традиционная музы­ка с набором старинных инструментов (цитра «кото», трехструнный щипковый инструмент «сямисэн», похожий на бала­лайку, флейты, барабаны) живет сейчас в оркестре традиционного театра, в дворцо­вой музыке «гагаку», которая звучит по особо торжественным случаям, и в храмо­вой музыке в дни народных праздников. Большинство современных японских композиторов и исполнителей пользуют­ся европейскими музыкальными инстру­ментами, но постоянно обращаются в своем творчестве к тем иди иным мотивам из национального наследия.

Японская литература принадлежит к числу наиболее древних, прошедших сложный путь развития высокоразвитых литератур мира Запись народных охот­ничьих, эпических песен присутству­ет уже в древнейшем японском письмен­ном памятнике — хронике «Кодзики» (начало VIII в.). В конце VIII а появи­лась первая поэтическая антология «Маньесю», включившая более 4500 автор­ских стихотворений.

В это время в поэзии преобладал жанр «танка» — короткого пятистрочного стихотворения, посвящен­ного эмоциям и переживаниям какого-то момента (любви, красоте природы и пр.), со сложным подтекстом, образующимся благодаря игре слов и литературным ассоциациям. В середине IX в. появились «моногатари», т. е. повести. Такие произ­ведения X—XI вв., как «Гэндзи-моногатари» писательницы Мурасаки Сикибу принадлежали уже к жанру вполне композиционно завершенного и достаточно реалистического романа. Позже, с XIII в., под названием моногатари фигурируют преимущественно рыцарские эпопеи, по­священные военным подвигам. Продолжают развиваться популярные со вре­мени раннего средневековья жанры «никки» и «дзуйхицу» — дневников и лишенных фабульной связи эссе на самые разные темы.

С XIV – XV вв. существует профессиональная драматургия – пьесы «ёкёку», предназначенные для сцены светского театра. XVII – XVIII века были временем расцвета культуры позднего средневековья. В это время в прозе лидирует жанр «укиёсоси», т.е. бытовых записок, новелл бытового, эротического, приключенческого характера, главными героями которых выступают горожане (купцы, ремесленники) и мелкое дворянство (самураи). В драматургии в это время в отличие от более ранних мистических пьес также преобладают либо исторические пьесы, либо пьесы на темы из жизни тех же горожан и самураев. Ихара Сайкаку был крупнейшим мастером новеллы этого времени, а Тикамацу Мондзаэмон – наиболее выдающимся драматургом. В поэзии «танка» уступает место «хокку» — еще более короткому стихотворению из трех строк. Особенно славятся хокку Басё, который четко и ясно сформулировал основные принципы стихосложения: простота, гармония и глу­бина.

В начале XIX в. глубокий кризис японского феодализма сказался и на литерато­ре. Ведущим жанром прозы в это время стал тенденциозный, дидактический буддийско-конфуцианский по своей этиче­ской основе роман, основным представителем которого считается Такидзава Бакин. Бытовые повести в это время носят уже не столько реалистический, сколько натуралистический и фарсово-комиче­ский характер; таковы повести «На своих двоих по дороге Токайдо» Дзиппэнся Икку и «Общественная баня» Сикитэя Самба

После буржуазной революции 1869 г. начинается развитие современного ре­ализма в японской литературе; начало ему было положено романом Фтабатэя Симэя «Плывущее облако», в котором воссоздана правдивая картина жизни Японии того периода. Крупнейшими пи­сателями начала XX в. били Симадзаки Тосон, Куникида Доппо, Нацумэ Сосэки. После 1918 г. в Японии зарождается и развивается пролетарская литература, представителями которой явились Токунага Сунао и Кобаяси Такидзи. Произве­дения лучших буржуазных, писателей этого периода, таких, как Акутагава Рюноскэ, хотя и проникнуты безысход­ным пессимизмом, но сочетают весьма глубокое психологическое проникнове­ние с острой критикой современного им общества.

После второй мировой войны начина­ется новый этап в развитии японской литературы. Внутренним лиризмом, развитием традиционных эстетических кон­цепций отмечены в это время романы Кавабата Ясунари, лауреата Нобелевской премии 1968 г. Напротив, такой писатель, как Мисима Юкио, от произведений, навеянных античностью, переходит к вос­певанию патологии, ужасов, секса. Для последних лет наиболее значительны со­четающие размах фантазии и глубоко философские раздумья произведения Кобо Абэ, чьи романы «Женщина в песках», «Чужое лицо» хорошо известны русскому читателю. Большое развитие в современной японской литературе полу­чили такие характерные для наших дней жанры, как научно-фантастическая и де­тективная литература, превращающиеся из развлекательного чтения в опреде­ленные направления литературы серьез­ных жанров. Особенно показательна в этом отношении повесть «Точки и поло­сы» Мацумото Сэйтё.

Сложна и многообразна театральная жизнь Японии. На ее примере наиболее четко видно различие между судьбами исторического наследия искусства в Япо­нии и странах Европы. Если все развитые искусства уподобить многоступенчатой ракете, каждая ступень которой служит основой для старта следующей ступени, то в Европе, как правило, пройденные сту­пени выгорали, отмирали, сходили с общественной сцены. В Японии же они сохранялись в законсервированном виде и продолжали свой путь рядом с поро­жденными ими новыми явлениями, лишь потеснившись, чтобы уступить последним Главное место.

В древнейшем японском письменном памятнике «Кодзики» описано театраль­ное представление, которое устроили боги, чтобы ублажить разгневанную сол­нечную богиню. Очевидно, уже тогда подобные представления (кагура) имели место в синтоистских храмах. Они происходят в них и сегодня по особым заказам или в дни храмовых праздников. В маленьких сельских храмах эти представле­ния («сато-кагура», или деревенская кагу­ра) превращаются в нечто вроде злобод­невных самодеятельных сатирических ревю. Буддийская церковь использовала Элементы кагура в своих мистериях «дэнгаку», которые и сейчас исполняются в буддийских храмах. Раннесредневековый императорский двор и придворная знать параллельно с дэнгаку создали очень близкий к нему балет «бугаку», который сперва был развлекательно-самодеятельным, но вскоре стал профессиональным и церемониальным (профессиональные группы бугаку и гагаку и сейчас суще­ствуют при императорском дворе). Ни дэнгаку, ни бугаку и гагаку не были еще настоящими театральными зрелищами; начало им положили «саругаку» — пред­ставления бродячих кукольников, в них впервые появился словесный текст.

Синтез саругаку с храмовыми дэнгаку и дворцовым бугаку дал в XIV в. первый большой драматический жанр в Япо­нии — театр «Но». По составу, канонам и манере исполнения театр «Но» очень бли­зок к классической древнегреческой дра­ме. В настоящее время есть несколько коллективов «Но», представления кото­рых пользуются большим успехом среди любителей этого жанра. В начале XVII в. возник театр «Кабуки». Пьесы, вошедшие в его репертуар, первоначально писались для кукольного театра — «дзёрури», или «бунраку». «Кабуки» и «бунраку» живы по сей день и популярны у зрителей. Они гораздо реалистичнее, чем «Но», хотя в них много условностей. Сюжеты пьес взяты из жизни позднесредневековых са­мураев и горожан. Однако сложный вну­тренний мир человека, показываемый в них, как в пьесах Шекспира, нахо­дит горячий отклик у современного зри­теля.

В новое время в Японии утвердился и активно развивается театр европейского типа. Репертуар его очень широк — от Софокла и Шекспира до Ибсена и М. Горького, много пьес и японских авто­ров.

Оперные и балетные жанры европей­ского театра также представлены в Япо­нии, но не столь развиты. Наиболее популярны из музыкально-хореографических сценических представлений ревю или шоу, которые ставятся с большим разма­хом и в отдельных номерах которых широко используются традиционные сю­жеты и постановочные приемы.

Пестра и разнообразна спортивная жизнь Японии. В массовом любительском спорте одинаково популярны традиционные и интернациональные виды спорта: дзкэдо, кендо, стрельба из лука «кюдо» (особенно среди девушек), каратэ, бейсбол, теннис, гольф, гимнастика, лег­кая атлетика, лыжи, сноуборд и т. д. Спортивные соревнования по большинству этих ви­дов — весьма любимые и массовые зрелища, но особенно много болельщи­ков привлекают соревнования борцов — профессионалов по борьбе «сумо». Борцы «сумо» — это обычно тяжелове­сы, значительно больше среднего роста и очень плотного сложения люди.

В Японии есть целый ряд популярных форм проведения досуга, которые не являются ни спортивными, ни художественными, хотя имеют в себе и туристи­ческий, и эстетический элементы. Это сезонные прогулки или пикники с целью любования явлениями природы. Весной это «ханами» — прогулки для любования цветением дикой вишни, летними вече­рами — «цукими» — любование полной луной.